Второй сезон «Рика и Морти» начинается как жалобный треск в проводке реальности и быстро превращается в капитальный ремонт мироустройства. Будто кто-то прижал ухо к вселенной, услышал фальшивую ноту и решил: «подкрутим». Результат — не стройный аккорд, а шорох параллельных лент, которые наползают друг на друга, спорят, кто из них «подлиннее», и требуют, чтобы кто-то взял на себя ответственность за общий ритм. Рик, привыкший быть дирижёром, внезапно учится играть на паузах: иногда гений — это не формула, а готовность шагнуть вперёд, когда шансы равны нулю.
Морти пробует собственную этику — не дедовскую, не телевизионную, а придумавшуюся на бегу. Он спасает то, что кажется невинным, и видит, как доброта раздувается до катастрофы. Один правильный порыв тянет за собой десятки неправильных смертей; один хороший мотив рождает длинную цепь вины, которую уже не спишешь на «мы же старались». Рядом — аркада, где за несколько минут проживаешь пятидесятилетнюю жизнь и возвращаешься обратно в подростковые кроссовки, — и становится ясно, почему Рик выбирает лёгкие кнопки вместо трудных разговоров.
А ещё — любовь, способная поглотить планету. Коллективное «мы», которое говорит сладко и дышит в такт, кажется лекарством от одиночества, но безответственность в этом хоре звучит громче всех голосов. Праздник обрывается запиской, и в гараже впервые пахнет не спиртом и озоном, а пустотой. Это тот редкий момент, когда сериал снимает маску цинизма и не предлагает откупаться шуткой. В другом полюсе сезона память становится оружием: в дом пробираются существа, которые размножаются через поддельные воспоминания, — и семья с удивлением понимает, что подлинность узнаётся не по счастливым флэшбекам, а по неловкости, стыду и шрамам, которые невозможно придумать ретушью.
Мир за окном тем временем требует хит. Над планетой нависают безликие продюсеры и устраивают кастинг цивилизаций. Спасение звучит басом и нелепым припевом, религии рождаются из одного взгляда вверх, а здравый смысл сдувается, как воздушный шарик, пока не остаётся только танцевать под чужой бит. В другой истории выясняется, что аккумулятор в машине Рика — это целая цивилизация, поставленная крутить динамо для его удобства; их местный гений делает то же самое внутри своей коробки, и так до бесконечности, как матрёшка из компромиссов. Саммер в это время учится границам безопасности на собственном опыте: когда машине велят «беречь», она понимает приказ буквально, и мир вокруг сморщивается до риторического вопроса «ценой чего?»
Сезон щедр на зеркала. Юный клон деда сияет на школьной сцене и просит о помощи между куплетами; супружеская терапия заставляет Бет и Джерри подраться с монстрами, сшитыми из их обид; телевизор снова рвёт нарратив на рекламные обрывки, и где-то между роликами вскрывается вопрос, кому принадлежит твоё тело, когда «большое дело» требует жертв. Ночь безнаказанности в чужом мире развеивает романтику рыцарства: стоит надеть экзоскелет — и добро становится хищником, чья благодарность не отменяет последствий.
К финалу, когда кажется, что шуточные ставки давно исчерпаны, наступает то, ради чего сезон шёл кругами. Свадьба друзей обещает передышку и превращается в засаду; под фанфары входят те, кто считает порядок важнее свободы, и мир рушится без паузы на торжественную речь. Скванчи жертвуют собой, чтобы дать героям шанс сбежать, семья прыгает через галерею нелепых миров — где солнце орёт не умолкая, а всё вокруг сделано из кукурузы, — и прячется на каменной крошке вне юрисдикций. Там, в тишине, слышен самый трудный разговор: «останемся ли мы с ним?» Ответ звучит не словами: Рик сдаётся врагам, обменивая себя на их безопасность. Самоуверенный бог порталов делает человеческий выбор — и вдруг становится просто дедом.
В этом — суть второй главы. Она не только расширяет карту и подбрасывает эффектные трюки; она вынимает из каждого персонажа запал и смотрит, чем он дополняется, когда шутки перестают лечить. Здесь ответственность перестаёт быть лозунгом и становится физикой: у любого «вжух» есть цена, у любой любви — уязвимость, у любой свободы — адрес доставки. И если первый сезон учил признавать последствия, то второй предлагает понять, ради кого мы их несём. После финальных титров слышно не победный фанфарный гудок, а короткое «скванч» — пароль на случай, когда снова придётся бежать и снова выбирать.