Первый сезон «Рика и Морти» — как если бы кто-то раскрутил глобус, ткнул пальцем в пустоту между мирами и сказал: «Домой поздно. Поехали». В этом «поехали» — вся формула: гениальный алкоголик с портальной пушкой переселяется в гараж зятя и вытаскивает внука из школы в космос так буднично, будто ведёт за хлебом. В кухне — Бет, врач с вечной недосказанностью в глазах; Джерри, рассыпчатая гордость и пугливая доброта; Саммер, которой тесно в роли фона. Семья как она есть. Семья как она будет, когда на пороге поселится чрезвычайная ситуация по имени Рик.
Сезон начинается шумно и сразу срывает маски: сновидческие афёры в голове учителя, где кошмарники гоняются по чужим травмам; «Анатомический парк» в теле умирающего бродяги — аттракцион, скроенный из хвастливого гения и неживучей безопасности; симуляция реальности с глючащими NPC, которая улыбается слишком правильно, чтобы быть правдой. Дом Смитов тем временем превращается в лабораторию этики: нажал синюю коробку — из неё вышли Мисиксы, добрые одноразовые помощники, и внезапно «подтянуть гольф» оказалось задачей, способной свести добродетель с ума.
Поворот, от которого у сериала появляется шрам, — зелье любви. Несмышлёный каприз превращает школу в сиреневую эпидемию, а мир — в кривой набросок Крёненберга. Починить не выходит. Рик и Морти уходят в реальность, где их двойники только что умерли, закапывают себя в саду и занимают чужие жизни. После этой сцены смеяться можно, но уже иначе: каждая шутка будет звенеть кусочком лопаты.
В другой серии телевизор раскрывается межмерным каналом, и в дом валятся передачи из вселенных, где абсурд — валюта. Смех становится зеркалом: Саммер собирает чемодан, решив, что её «вообще не должно быть», — и только признание Морти про кладбище, про «мы не отсюда», возвращает её к столу. Семейные связи, скреплённые не правдой, а смелостью её выносить, — главный сюжет сезона, скрытый под масками монстров и пародий.
Мораль в этих сериях никогда не даётся в лоб. В лавке желаний дьявол раздаёт проклятия, а Рик открывает «антимагазин» — место, где шарлатанство лечится скучной наукой. На Плутоне выясняется, что статус планеты меняется от корпоративной выгоды, а не от фактов. На Цитадели — улье из бесконечных Риков и Морти — наш дуэт сталкивается с «советом гениев», с индустрией из самих себя, с Злым Морти, чья улыбка оставит на будущем тень. И ещё — «злой Рик», который оказывается куклой, управляемой кем-то похуже: идеей, что чувства — шум для большого ума.
Сезон заканчивается вечеринкой без взрослых, которая вырастает в апокалипсис хороших намерений. Рик, не умеющий говорить «мне важно», делает почти нежное: останавливает время, чтобы вместе с детьми убрать последствия праздника. В этом жесте — компресс всей первой главы: мир ломается легко, чинится тяжело, а настоящая близость — не в порталах, а в тряпках и молчании на двоих.
И всё же первый сезон — не просто сборник остроумных идей. Это дневник взросления, где главный урок повторяется в разных костюмах: ответственность не приходит через изобретение, через волшебный обходной путь, через кнопку «reset». Она приходит ночью, когда закапываешь самого себя, утром, когда выключаешь межмерный телевизор, и в полдень, когда признаёшь, что часть твоих героизмов — попытки спрятаться от любви. Глядя на эту семью, понимаешь: бесконечные миры расширяют пространство, но сужают отговорки. И если после титров слышно далёкое «вжух» портала — это не обещание спасения, а приглашение снова выбирать.